Он был из тех, на ком не задерживался взгляд

Он был из тех, на ком не задерживался взгляд. Если бы сегодня Он прошел бы по этой улице, никто и не заметил бы Его. Кроме того, человек с таким лицом как у Него не бывает популярен, и уж точно Он не вписался бы в ваше собрание. Но Он был самым благородным из всех людей, которых знал этот мир.

Он мог унять клеветников, даже не повышая голос. Он никогда не шел напролом, никогда не привлекал к Себе внимания и никогда не делал вид, что Ему нравится то, что на самом деле Его раздражало. Он был настоящим до мозга костей. И сущностью Его была любовь. Да! Вот это была любовь!

Мы и понятия не имели о том, что такое любовь до тех пор, пока не увидели ее в Нем. Он заботился даже о тех, кто ненавидел Его; тех, кто не уделял Ему и малости своего внимания. Он надеялся, что однажды они все же смогут вырваться из своих избичеванных собственными руками душ, и поймут, Кто стоит теперь перед ними.

В Своей любви Он был абсолютно искренен даже тогда, когда Его слова обличали самые темные побуждения людей. Люди не чувствовали от Него порицания; рядом с Ним все ощущали себя в безопасности.

В Его словах не было и намека на осуждение, просто мольба: придите к Богу и Он освободит вас. Никому другому вы так скоро не доверили бы свои тайны. И если бы вашим грязным делишкам надлежало бы открыться во всей красе пред глазами кого-либо, вы предпочли бы, что бы этой личностью был Он.

Он не тратил понапрасну время на высмеивание ни людей, ни их религиозных заблуждений. Если у Него было, что сказать, Он говорил это и шел дальше. Внезапно, вы ощущали, что вот она эта любовь, та, которую вам никто доселе не являл.

Он любил, и любил по-настоящему – будь кто из вас фарисеем или проституткой, учеником или слепым нищим, евреем, самаритянином или язычником – Его любовь могла объять всех.

Многие прилеплялись к этой любви, когда видели ее. Не многие, однако следовали за Ним, но даже и те, кто провел с Ним недолгое время, спустя многие годы не могли отрицать того, что в те мгновенья они испытали нечто такое, чего у них больше не было никогда.

Казалось, что Он каким-то образом знал о вас все, и глубоко любил в вас то истинное, что было Его собственным творением. Даже тогда когда Он висел на том прискорбном кресте, эта любовь все еще струилась и на насмешника, и на разочарованного бывшего друга.

Во всем течении времен не было более важного момента, чем тот, когда Он приблизился к чертогам смерти, отягченный битвой с грехом. Его муки - это тот самый канал, по которому его жизнь струится к вам. Он не был сумасшедшим.

Он бы Сыном Божьим, измученным до последнего издыхания ради того, чтобы мы могли жить в свободе.